Владимир БОЯРИНОВ. Дурочка
ДУРОЧКА
Бредёт по зорьке дурочка
По сказочной Руси,
Рябая, словно курочка,
Вся по уши в грязи.
Бредёт по свету дурочка
Наперекор молве –
Из облака тужурочка,
Гнездо на голове.
«Куда спешишь, красавица?»
Она полой метёт,
И всё, чего касается,
Ликует и цветёт!
Цветут луга на западе,
В подснежниках восток,
А в журавлиной заводи –
Предсвадебный восторг!
Когда она откосами
Прошла речушку вброд,
Омылась в травах росами,
-Остолбенел народ!
Очнуться и покаяться
Настали времена.
- Смотри, и впрямь, красавица!
Как звать тебя?
- Весна.
* * *
Ещё дымок над крышей вьётся
И переходит в облака.
А дом отцовский продаётся,
Как говорится, с молотка.
Ещё стоит цветок герани
На подоконнике моём,
Тропинка узкая до бани
Ещё не тронута быльём.
Ещё ночные бродят сказки,
И ветер стонет, как живой,
И без утайки, без опаски
За печкой плачет домовой.
Трещат сосновые поленья,
Горчит смолёный чад и тлен.
И все четыре поколенья
Глядят потерянно со стен.
И старики глядят, и дети
С поблекших снимков… И меня
Никто на целом белом свете
Не встретит больше у плетня.
ИВАНУШКА
На земле своей мирно и просто
Жил, как Богом дано, как умел.
Был Иванушка видного роста
И завидную силу имел.
Как впряжётся, за раз на телеге
Мог шутя полсела прокатить.
Но пожары и вражьи набеги
Отучили Ивана шутить.
… Под рубахою крест из рябины,
Ни меча, ни кольчуги, ни стрел.
Он оружия, кроме дубины
Двухсаженной, и знать не хотел.
И ходил он с дружиною вместе,
И стерёг от врагов рубежи.
Как взмахнёт – семерых «перекрестит»,
Как добавит – с десяток лежит.
После боя смеётся товарищ,
Вспомнив, как разбегалась орда:
- Ты медведя, Иванушка, свалишь?
- А какая на это нужда?
- А попробуешь справиться с лешим?
- А достанешь дубиной зарю?
- А пройдёшь через полымя пешим?
- Да какая нужда, — говорю?
* * *
Говорили, выходишь замуж,
Порывался тебя найти.
Но повымерзли звёзды за ночь –
Я без них заплутал в пути.
Волчья ночь, да одни деревья,
Да овраги, да бугорки.
И куда, и к какой деревне –
Не пойму, но дошёл-таки.
Низкий дом на лесной опушке,
Снег до крыши, дымок над ней…
И впустила меня старушка—
Я ещё не видал древней.
— Что ж, погрейся. Небось с мороза.
Вижу, парень, что ты не тать.
Только знай: как протают звёзды,
Будет поздно судьбу пытать –
Потеряешь свою зазнобу,
Не отыщешь по январю.
Не гоню тебя, места много,
Всё как есть тебе говорю.
Всколыхнулись на стенах тени,
Пали всполохи на лицо.
И шагнул я в ночную темень,
И пришёл на твоё крыльцо.
- Сумасшедший, зачем так поздно?
Ты же весь от мороза бел!
- Скоро в небе протают звёзды,
Где там поздно – едва успел.
* * *
Уезжаешь? Уезжай!
Скатертью дорога!
Мне себя совсем не жаль.
Жаль тебя немного.
Жаль, что в дальней стороне
Всё же помнить будешь
Поначалу обо мне,
А потом забудешь.
Я пошлю тебе письмо
В голубом конверте:
«…Позабыть тебя не смог
И люблю до смерти».
Улыбнёшься ты: «Но так,
Так не пишут в книжках.
Слишком призрачно, чудак,
Деревянно слишком».
Я ответа не дождусь
На своё посланье.
Ну и ладно! Ну и пусть!
Ну и до свиданья!
Я признаться и не ждал
Ничего иного.
Мне себя совсем не жаль.
Жаль тебя немного.
ПОДЗОРНАЯ ТРУБА
Я в детстве взял подзорную трубу,
И сквозь неё прозрел свою судьбу.
Какой восторг! Бескрайняя дорога
Ввела меня в круговорот народа.
Я с жадностью изгрыз гранит наук,
Взрастил детей. Врагов не опасаясь,
Писал запоем, от любви спасаясь.
Я насажал три дюжины садов,
Я выиграл три дюжины судов.
Всё ждал: ещё чуток – и возвеличим
Деяния свои победным кличем!..
Позавчера перевернул трубу,
И сквозь неё прозрел свою судьбу.
Какая неприглядная картина!
Какая бессердечная скотина
Мне бесконечный предрекла большак?
До края остаётся только шаг!
Мои исповедальные тетради
Живут на белом свете Христа ради.
Не вижу ни детей и ни плодов.
Отдачи нет от праведных судов.
Оглядываюсь хмуро и недужно:
«О Господи, кому всё это нужно?»
!Не искушай! – и подлости трубу
Я в прах разнёс. – Не искажай судьбу!»
СТАРШИЙ БРАТ
Памяти сестры Лидии и брата Валерия.
Пью из гранёного стакана,
И поминальную пою
О том, как три политикана
Украли родину мою.
Не подавились за кордоном,
Когда отрезали ломоть
Моей земли с крестовым домом,
Моей родовы кровь и плоть.
Своих границ нагородили,
Порвав державу на куски.
Возликовали, зачудили
Новопрестольные царьки.
Не вдруг звезда с Кремля упала.
В краю, украденном вчера,
Не вдруг сестра моя пропала,
Пропала без вести сестра.
Забили вусмерть, загнобили,
Промыли косточки стократ, -
В семипалатинской могиле
Обрёл покой мой старший брат.
Как атом, потрясал мандатом
На право жить и умирать,
Так здесь пугают старшим братом
Ополоумевшую рать.
Где наш орёл в державных высях
Нисходит по кругам утрат,
Я на плите могильной высек
Всего два слова: Старший брат.
СРОК
Я умру на заре. Боже мой!
И на это достанет отваги.
Буду долго лежать, как живой.
В придорожном овраге.
Молча, без покаянья, один
Отойду. Будет дождичек капать.
Будет ветер касаться седин,
Будет горлинка плакать.
Журавли надо мной прокричат.
Пусть кричат – их никто не осудит.
Ни жены, ни детей, ни внучат
Даже близко не будет.
Там отец, там родимая мать
Ждут меня. Так о чём я стенаю?
Лучше б смертного срока не знать.
Я доподлинно знаю.
Холодеет мятежная кровь.
Стынет белое тело.
Ты хотела сказать про любовь?
Ангел мой, ты успела.
ЖУРАВЛИ УЛЕТЕЛИ
Пронеслась на заре по грунтовой дороге
Тройка взмыленных в дым ошалелых коней.
На телеге стоял, как на Божьем пороге,
И стегал вороных безутешный Корней.
И кричал он вослед журавлиному клину,
И с отмашкой слезу утирал рукавом:
— Ох, не мину судьбы! Ох, судьбины не мину
На небесном пути, на пути роковом!
Где-то дрогнула ось, где-то брызнула спица,
Повело, подняло, понесло между пней!
И склонились над ним:
— Чей ты будешь, возница? —
Харкнул кровью в траву безутешный Корней.
И спросили его:
— Ты в уме в самом деле?
И куда понесло тебя с грешной земли?
— Я-то что, я-то что? Журавли улетели!
Без следа улетели мои журавли!
Я ПОДОЖДУ
Звезда сорвалась и разбилась в осколки,
В крещенскую стужу алтайские волки
Отпели звезду.
Промёрзли кристальные млечные воды,
Свернули мережи кипучие годы,
А я подожду.
В глухой полынье утопилась удача,
Терпенье моё захлебнулось от плача
У всех на виду.
А счастье в соседнем дурдоме хохочет,
Всерьёз о кладбищенской доле хлопочет.
Но я подожду.
Любимая, если ты не заблудилась
И сердце в осколки ещё не разбилось,
Не смёрзлось во льду, -
Ты вспомни, как мы в полынью угодили,
Как медленно сани под лёд уходили, -
Ты вспомни, ты вспомни,
А я подожду.
Уходит ли время, уходим ли сами,
Как наши крылатые с песнями сани
Ушли на беду, -
Никто на стенания не отзовётся,
Сквозь наши бураны никто не пробьётся…
Но я подожду.
УЛЫБКА
Сердце зашлось, суматошно забилось,
Захолонуло вконец,
Взмыло над пропастью, остановилось…
В полночь приснился отец.
Будто и не было вовсе погоста,
Не поминали навзрыд –
В полночь приснился: кедрового роста
Златом загара покрыт.
Я подхожу, он как будто не видит –
Обережённый судьбой,
Батя кровинку свою не обидит,
Не уведёт за собой.
Он улыбается! Проблеск улыбки
Ищет на ощупь ответ –
И на прозрения, и на ошибки
Льётся лазоревый свет.
Может быть, может быть, светом оттуда
Мир изначально спасён?
Может быть, это и вовсе не чудо,
Может быть, вовсе не сон?
Я не любим, и не люблю,
Я утоплю тоску в стакане,
Именье ближнее спалю
И поселюсь в Тмутаракани.
А ты живи, как суждено,
А ты забудь меня навеки.
Меня на свете нет давно.
Меня и не было на свете.
Я задурю назло врагу,
Как все мои чудные предки,
Медведя в сани запрягу,
Поеду свататься к соседке.
И пусть откажет мне она —
Я рад январскому затишью,
Я гляну утром из окна —
И до крыльца тропу расчищу.
Зачем? — ещё не зная сам —
Я пошепчусь в саду с рябиной.
Я чувствую, как по лесам
Ко мне летит кортеж с любимой.
Ты шубу скинешь на ходу,
Влетишь в распахнутые сени:
«Ты думал, дурень, не найду?» —
И дурень рухнет на колени!