Олег ГРИГОРЬЕВ. Рыцарь Алск
РЫЦАРЬ АЛСК
Я вижу тёмный эль в бокале
И, в ножнах кожаных, кинжал.
В том имени упорство стали,
И звон металла о металл.
Забыв возлюбленных забавы,
Оставив песен вольный звук,
Он позабыл звучанье славы
И тёплый обруч женских рук.
Взгляд на закат с дворцовой башни,
И злая поступь долгих дум…
И этот день, как день вчерашний,
Всё также тёмен и угрюм.
Как только первый блик восхода
Огнём окрасит флюгера,
И сонная толпа народа
Устанет греться у костра -
Привычно зазвенят подковы
Булыжниками мостовой,
То значит день взовьётся новый,
Подстёгнут звонкою трубой!
И ратники пойдут рядами,
Вонзая копья в горизонт,
По ветру развернётся знамя
И гордый предок позовёт.
Душа взволнуется в надежде,
И ветер залетит в окно…
Но всё останется как прежде -
Вокруг и пусто, и темно.
И, в сумраке библиотеки -
Лишь фолиантов длинный ряд.
И снова опускает веки
Тяжелый бронзовый закат.
Рука, сразившая полмира,
Кинжала стиснет рукоять…
Но будет так же неподвижно
Стальная статуя стоять.
АРТЕМИДА
Я видел, как в лесах Олимпа,
Когда едва забрезжит день,
Легко, таинственно и гибко
Скользила царственная тень.
Никто из нас, ни зверь, ни птица
Её стрелы не избежит:
Сверкнув, как молния, вонзится,
И возле сердца задрожит.
Ничто на свете не нарушит
Покоя этих синих глаз.
Скользят в Аид немые души,
Не выжившие среди нас.
Хлебнув из леденящей сини,
Сверх мер, жестокой красоты,
Они о выстреле просили,
Отвергнув дерзкие мечты.
Стрела, свистя, пришла оттуда,
И дрогнула земная твердь…
Богиня-девственница, чудо,
Весьма похожее на смерть.
ПРОЦЕССИЯ
Мелькнула мимо, пустоглазая.
Сквозняк заледенил лицо,
Холодными стальными пальцами
Сжимая на груди кольцо.
Кольцо - навечно обручальное
С причалом Стиксовых полей.
Мне чудилась там мгла печальная
И больше ничего — за ней.
Ведь мы - не ангелы, ни грешники,
Мы - путники с одной тропы.
Ведут нас птицы-пересмешники,
Зовут нас вестники судьбы.
За теми взглядами любимыми,
Недостижимыми всегда,
Бредем мы, слабые и сильные,
Сквозь призрачные города.
Как ни крутились — не замечены.
Лишь Бог не оттолкнет руки.
Идут к нему мужчины, женщины
С глазами полными тоски.
Их, не глядящих друг на друга
И не прозревших никогда -
Глотает ледяная вьюга
И злая черная вода.
* * *
Нет, я не крался в ночь глухую
Как вор и тать, или напасть.
Сердец давно я не ворую,
Хотя хотелось бы украсть.
Да так, чтоб думали голубки,
Что это я у них в плену.
Да вот беда: вторые сутки
Себя никак не обману.
Не сплю, и голова кружится,
Иль это, всё-таки во сне?
Три женщины, как три жар-птицы,
Свои сердца отдали мне.
Кричу себе: «Ну, это вряд ли!»,
Отбрасываю мысли прочь.
Но слёзы их, как дождь – по капле
Мою подтачивают ночь.