МОЙ  ПАРИЖ

Ну, здравствуй, Париж! Я здесь не был все 70 лет,
Родившись в Москве, в первомайский парад «под фанфары».
Как ждал ты меня через годы и тысячи бед,
Сквозь тысячи дней, под шансон и аккорды гитары!

Ты чист, и умыт, всем приятен твой лоск мостовых,
Дома и соборы плывут по глубокому небу,
Бьёт солнечный дождь с куполов близ каштанов густых…
Ах, как же давно, старина, у тебя я здесь не был.

Таких же, как я, запоздавших к тебе, и не счесть,
Ты светел улыбками встречных, чуть сдержанных тоже.
Кофейный, густой аромат зазывает присесть
К свободному столику тысяч бистро для прохожих.

По берегу Сены полно, как грачей, парижан –
Расселись у самой воды, обрамлённой гранитом,
И машут руками туристам из множества стран,
Плывущим, в снующих судёнышках, с первым визитом.

 

А там, вдалеке, за застёжками многих мостов,
Взметнувшись порывом, застыла задумчиво башня.
Ажурной красавицей Эйфеля – символ без слов
Парижа и Франции. Вызовом небу бесстрашным.

Парижских дворцов и соборов торжественный вид
Потерянных в прошлом, и счастливо найденных нами ж.
И гордость вселенская в сердце щенком забомжит,
И в горле комок. Я с тобой, мой Париж! Ты же знаешь!

А ночь незаметно и властно накроет дома,
И окна зажжёт, и огни разольёт по бульварам.
И снова улыбок сидящих в кафе полутьма,
И свет от улыбок прохожих на улицах старых.

А утром в Париже недолгая, робкая тишь
Вуалью невидимой всюду и всё покрывает,
Несмело шепча: мой Париж, мой Париж, мой Париж… ,
Уже в предвкушенье восторгов щенячьего мая.

   ПРОЧИМ ДОБРЫМ ЛЮДЯМ

Нет, не ангел еще, не задира уже.
Никому не в указ, не зануден…
И давно я живу на своём этаже.
На  с в о ё м!   Понимаете, люди!?

Этот сказочный мир, этот маленький храм,
Защищать буду собственной грудью.
И поскольку я прям, и поскольку упрям,
Этот мир мой не трогайте, люди!

Мало ль всяких иных, кто воистину крут,
Для кого нет обыденных буден.
Я, как Джотто, лишь кистью чертил этот круг.
Для меня идеален он, люди!

На своём этаже я живу неглиже,
Ни дворцов мне не надо, ни студий.
Я чудесно дышу на своём этаже.
Свет не застите, добрые люди!

         Я ЖИЛ ДЛЯ ВАС

Я жил для вас. А для себя не жил.
Так получилось. Вы не виноваты,
Что я тянулся из последних сил,
Последних лет рассветов и закатов.

Я жил для вас. Я вам слугою был
Пускай не очень грамотным и смирным,
Но я служил. Как верный пёс служил.
Был благородным, – вдрызг кинокартинным.

Жизнь вдруг иссякла, – как-то даже впрок.
Окончен срок и близится расплата.
Среди своих я очень одинок,
И постоянно в чём-то виноватый.
 

Но вы совсем не видите финал.
Вам кажется, что нет конца полётам.
А я устал. Я до смерти устал.
И смерти жду за каждым поворотом.

Клянясь в любви при вечном и живом,
Моей беды во мне найдя причину,
Забудете вы скоро обо всём,
Когда, не попрощавшись, вас покину.

Листочком отрывным календаря
День жизни, начинаясь спозаранку,
Не обнадёжит, что живу не зря,
Но я, как вол, опять впрягаюсь в лямку.

           ОЛЕНИХА

Среди тонкого краснотала
У развилки болотных троп
Олениха к земле припала,
В кочку плотно впечатав лоб.

В небо взгляд устремил прощально
Незакрытый, недвижный глаз.
Со Вселенской со всей печалью
Прямо к Богу, и мимо нас…

Кровь спеклась возле ран. Картечью
Продырявило густо бок
Человека бесчеловечье…
А всего—то – нажат курок…

P.S.
Он, быть может, в жизни добрейший,
Может даже любитель стихов,
Тренируясь на «братьях меньших»,
Как убийца, к убийствам готов.

Мы поймём всю свою беспечность,
Лишь когда просто так, иль впрок,
Помолившись, охотник встречный,
Целясь в нас, нажмёт на курок...

               ЕЛЬ

Топор в лесу надсадно ухал.
Всем телом вздрагивала ель.
Лес затаился. И лишь глухо,
Поскольку стар был и несмел,

Лес защищался виновато
Далёким эхом. А топор
Звенел, кряхтел, крыл эхо матом,
Верша смертельный приговор.

Ель, обречённо свесив ветки,
В ответ беспомощно крича,
Уже и вздрагивала редко
Под твёрдым стуком палача.

И, вдруг, неправдой невозвратной
О землю грохнулась… Затем
Последним эхом гул раскатный
Прошёл. И стихло всё. Совсем.

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И мы уходим... В наше время
Ни вопль, ни крик – не оберег...
Топор-палач – младое племя,
А имя то же: человек.

              *      *      *

В чистом поле жизни проходящей
Кони—страсти рвут меня на части
Я привязан к тем коням ретивым
Путами судьбы на казнь разрывом…

 

Страсть любви, что дикой кобылицей
К Югу, к морю мчать меня стремится,
Увлекает, чтоб в зелёных травах
Тешиться греховною забавой…

Страсть ума, страсть к поиску ответов
Тянет на Восток в края рассветов.
Конь могучий требует признанья
Силы и судьбы предначертанья…

Страсть побед и почестей и власти
Жеребцом на Запад рвётся в страсти.
Раздувает ноздри, бьёт копытом
И косит очами ненасытно...

Страсть к покою мерином сонливым
К Северу влечёт неторопливо,
Тянет (рвёт узду не отступая)
До земного и иного рая…

Страсти рвут своё, до беспредела,
Но моё неразделимо тело,
Юность, зрелость, молодость и старость
Странно всё во мне перемешалось.

Под ногами нет опоры — глина,
Вязкая, тупая бытовщина.
Неизвестно, сколько казнь продлится.
Всё стоит, и всё куда-то мчится...

В чистом поле жизни проходящей
Кони-страсти рвут меня на части...
 

Промыслом судьбы необъяснимой
Страсти делят то, что неделимо
В чистом поле жизни проходящей...

       НЕСОВЕРШЕНСТВО

Заменить бы всё количество

На не все, но всё же, качество,—

Быть в стихах – «Его Величеством»,

В остальном – «Его Чудачеством»,

Только жизнь (в своем количестве)

Нас не балует и качеством, —

Мы во всём –«Его Величество»,

А в стихах –«Его Чудачество».

                РОМАШКА

         (девичья песенка)

Белая ромашка, простенький цветок…

Под цвета рубашки заплету венок.

Тот цветок на воду брошу в никуда –

По реке до брода пусть несёт вода.

Пусть его поднимет парень золотой,

И под небом синим назовёт судьбой,

Погадает: кто же заплетал венок,

Что с ромашкой схожа, где её порог?

Будет все посёлки кругом обходить.

Будет все просёлки шагом теребить.

Встретит – не признает, сгинет за моря.

Так и не узнает, что ромашка я.

МЫ ЦЕНИМ НАШИ ЧУВСТВА СВЕЖЕСТЬЮ

                   Романс

Мы ценим наши чувства свежестью,

И сняв условностей слои,

О, как мне хочется понежиться –

Случайным взглядом глаз твоих…

Мы ценим наши чувства свежестью,

И сняв условностей слои,

О, как мне хочется понежиться –

Погладить волосы твои…

Мы ценим наши чувства свежестью,

И, сняв условностей слои,

О, как мне хочется понежиться —

И руки целовать твои…

Мы ценим наши чувства свежестью,

И сняв условностей слои,

О, как мне хочется понежиться –

В воспоминаниях твоих…

        ЧИСТЫЕ ПРУДЫ

Когда на душе беспокойно и грустно,

Я к Чистым прудам причащаться иду.

Здесь стайки студентов, смеясь безыскусно,

Щебечущим гомоном снимут беду

Стоят ли, сидят ли на скамьях и газонах —

Везде ералаш бесшабашных галчат.

Ни грусти, ни бед, ни вселенских законов,

А просто смеются и просто галдят.

Невзгоды становятся призрачной тенью —

Беспечность накроет их мирной волной…

Идёшь по тропинкам иных поколений,

Иных представлений, России иной…

России, в которой от прежней — две трети…

Где наш современник по имени Брут

Из Чистых прудов от нечистых столетий

Сберёг лишь один отгороженный пруд.

Здесь всем хорошо. Здесь искусство премьерно.

Но чтобы в России развеять беду,

Нет даже мещанской надежды, наверно,

Как нет лебедей в омертвевшем пруду.

           ВСЕ-ТО НЕ ТАК!

Все-то не так, как хотелось и ждалось,

Взвинчено время не по резьбе,

Вот и пришла резьбовая усталость,

Взвинчивать время не в силах тебе.

Надо, не надо, заклёпками держит

Символ Парижа свою высоту.

Может, клепать, а не свинчивать между

Первопричинами надо мечту?

Чтобы усталость тебя не касалась,

Жданный, нежданный, хозяин ли, гость.

Чтоб не встречались мечта и усталость.

Чтоб «и хотелось всегда, и моглось».