Александр СОРОКИН. Русское лихо
Русское лихо
Не утопить наше русское лихо
ни в балагурстве, ни в чарке вина:
к сердцу оно подбирается тихо,
исподволь мира лишает и сна.
Пресны тебе и заморские блага,
и на корню обрусевший Талмуд.
Ты и в разлуке с Отчизной, бедняга,
полон ее упований и смут.
Все-то болеется, все-то неймется.
Слышишь, как стонет душа, веселясь?
Блажь непонятная для инородца –
эта острожная с родиной связь.
ВЕРЮ
Среди дрязг и фанаберий
трудно биться об заклад,
но себе я всё же верю,
и земле поверить рад.
К вере нет дороги торной.
Путь без веры – звук пустой…
Ради пьяни подзаборной,
ради власти не святой,
за блудницу и за вора,
богача и трепача,
за отребье хуже сора,
за пропавших сгоряча;
ради искреннего слова
и проснувшихся сердец,
ради мира остального,
ради жизни, наконец, –
в смуте, слабости и силе
(ей, всесветной, не до сна)
поднимается Россия,
небом заговорена…
НА ТОЙ ВОЙНЕ
Я в смертный бой вступал во сне,
как будто наяву,
и погибал на той войне,
и до сих пор живу.
Из синевы спускаясь в ад,
в грохочущий разлом,
я знал, что нет пути назад,
и не жалел о том.
Над телом павшего бойца
призывно горн играл,
а я среди живых отца
в смятенье выбирал.
Но вот уже и нет живых –
все полегли в бою,
и канонады гул затих
у мира на краю.
Но вижу: скрыт густой травой
и пулями прошит,
в беспамятстве, полуживой
один солдат лежит.
Всю ночь я просидел над ним –
настырна смерть, хитра, –
моей молитвою храним,
он бредил до утра.
И вот рассвета час настал!
И отлегло в груди,
когда явился санитар,
как ангел во плоти.
Потом мне снился лазарет
и скальпеля металл.
Хирург, прося прибавить свет,
кроил, кромсал, латал.
Сон обрывался и опять
накатывал волной…
Уже я начал забывать
того, кто звался мной.
Иного воинства уже
небесные послы
бездомной, страждущей душе
благую весть несли.
Но что-то в памяти былой
мешало обретать
всепобедительный покой
и солнечную стать.
И так, плутая в полумгле,
я вспомнил наконец:
на хирургическом столе
мой воскресал отец!
КОГДА НЕ ПРИХОДИТ ПОДМОГА
Когда не приходит подмога,
не брошусь с тоски из окна,
решив, что прямая дорога
сквозь звёздное небо видна.
И так мы не раз пропадали
от пули, от водки, в петле,
но петь в кабале и опале
умели на этой земле.
И стыдно, сдружившись с бедою,
в чужом, безответном краю
выклянчивать лучшую долю,
оплакивать радость свою.
И совестно, да и не ново,
в зазнайки и выскочки лезть
тому, кто на русское слово
поставил и совесть, и честь.
И я не нарушу обета.
Не важно, что там впереди,
вот только б дожить до рассвета
и ночь эту вброд перейти…
УТРО НА ОКЕ
Блестит Ока, и не окинуть оком
её изгибы с древнего холма.
Так предок мой во времени далёком
Глядел и думал: «Это жизнь сама!»
Плывут по ней и прадеды, и внуки,
не узнавая прежних берегов,
одолевая омуты, излуки,
друзей теряя, находя врагов.
Проныра ветер, высланный дозором,
оборотившись, наполняет грудь
сосновым бором и Хвалынским морем,
к земле небес указывая путь.
Плывут веками от истока к устью,
вдаль провожая взглядом облака,
и реку эту называют Русью;
не важно – Дон ли, Волга ли, Ока…